Продолжение беседы с Галиной Сивчик – матерью политзаключенных Вячеслава Сивчика и Константина Лукашова.

– Я помню себя, тот шок, когда Славу арестовали. Я даже не могла дать интервью. Вот журналист мне микрофон дает, а я не нахожу слов… Говорю: вот тут мой сын родился (неподалеку от нас – роддом на Володарского). Он такой был красивый… Не думала, что родила его на такие страдания…

И вообще, тогда почему был шок? Потому, что я не могла понять: как интеллигентный, умный, порядочный человек может попасть в тюрьму? И может, еще потому, что обычно считалось: если в тюрьме человек, то он вроде бы не нашего круга. Ну, это нехорошее, конечно, ощущение было, мы все Божьи люди…

– Когда-то, после сталинских времен, все понимали, что сидела половина страны…

– Правильно, но это другое. Мы уже жили после “оттепели”, у нас не было “политических”, по крайней мере, мы не знали о них. Ну вот освободили Солженицына… Но чтобы просто так посадить – это уже было невозможно в 90-е годы, пришла демократия. И вдруг опять аресты по политическим мотивам. И каждая то мать теряется, не знает, ни куда, ни что…

Слава часто мне звонил, говоря, что мать того или иного политзаключенного сейчас передачу передает, просил сходить помочь. Кстати, Слава очень много занимался правозащитной деятельностью, именно по помощи людям и их поддержке. Я живу рядом с СИЗО, и я приходила, подсказывала, что еще можно добавить в передачу – то шоколад, то что-то еще. Бывало, сбегаем, докупим. Помню, как привела Татьяну Ким в эту квартиру, за этот стол, и говорю: “Пиши письмо”. Она: “О, я не могу…”. И я ей надиктовала где-то четыре страницы… Я сама очень не люблю писать. Вот теперь не переписываюсь ни с кем, потому что я – человек эмоциональный.

– Вы боитесь написать что-то “не то” для цензуры?

– Нет. Потому, что я вспоминаю то время, когда сидел Костя, например. Я вспоминаю то время, когда сидел Слава. И я снова окунаюсь в то прошлое, которое начинает болеть сильнее… Видимо, память какие-то блоки выставляет, чтобы не думать о плохом. А тут…

– Это, наверное, защитная реакция?

– Оборонительная, да. Мне очень тяжело… Телеграммы я посылаю, открытки, а вот сесть и написать письмо – не могу. Я сильно огорчаюсь, и тут же начинаются проблемы со здоровьем. Я знаю, что я не могу себе позволить этого.

– Таким образом, вы живете за углом от “Володарки”, и как мать двух политзаключенных все это пережили. Получается, что мимо вашей квартиры, мимо вас, проходит путь и этих несчастных матерей нынешних узников…

– Знаете, как сказать. Я даже не скажу, что эти матери – несчастные. Они могут гордиться своими детками, во-первых. Во-вторых, вот вы не представляете, даже на моих глазах происходят такие трансформации! Эти женщины, далекие от политики и уличных акций, становятся такими борцами!

Я помню, как сюда пришла Ирочка Козулина. Вот вы не представляете… Она была такая растерянная. Она взяла блокнотик и там записывала, что можно сделать. Она была такой же беспомощной, как и я в свое время. Потому что все это горе – оно просто… шокирует. Если ты знаешь, что человек – не виноват.

И потом, насколько эти женщины вырастают! Они становятся политиками, они вообще раскрываются! У меня даже мысли были, что, может, этого Бог хочет… Я очень благодарна, что я познакомилась с матерью Олиневича, матерью Димы Буланова, Мирзоянова, это такие яркие люди! И вот такое ощущение: может, действительно, Бог хочет, чтобы мы объединялись? И можно объединяться хотя вот таким образом, через беду общую? Вот напротив меня живет Алла Владимировна Санникова, я ее никогда не знала. Хотя хорошо знала Ирину Халип. Нас сводит эта беда.

Здесь тоже есть о чем подумать… Вспоминаю Лабковича, вы же помните: 16-летнее дитя Вадим Лабкович. Мама Ядвига… Господи! Она с флагом сына шла на акции… Это не передать! Это такие люди!..

Или Таисия Кабанчук. Также, как и я когда-то, была такая беспомощная… А сейчас смотрите, какой она политический деятель! Или Таня Северинец…

Кажется, что женщины всегда были борцами, которые привели к борьбе и своих детей. Нет: многие пришли к борьбе через детей, через их страдания.

– Галина Васильевна, а никогда не было мысли создать единую организацию всех родственников репрессированных? Я знаю, что их существует несколько, даже после последней Площади возникла отдельная организация.

– Ну так – “Освобождение”, они как раз молодцы. Но я думаю, что в нашей стране зарегистрировать такую ​​организацию абсолютно невозможно. А “подставлять” женщин, которые и так незащищенные, под действия от имени незарегистрированной организации, зная, что это – статья… Это просто инициативная группа из матерей и жен, которых преследует режим. Мы же нигде не просим ни гранты, ни помощи, но что можем, друг другу помогаем. Это так.

– А не обидно, что пришлось некоторые вещи замолчать некогда о Площади-2006, организованной вашим сыном?

– Мне – не обидно.

– Либо это хорошо, потому что иначе могли и тогда посадить людей на три года?

– Это потому, что средства массовой информации очень хорошо контролируются спецслужбами. Я тогда тоже боялась. Если Славу похитили будто бы американцы, и у меня спросили, а почему именно Славу, я тоже тогда побоялась сказать, что Слава организовал эту Площадь…

Кстати, когда было собрание интеллигенции, и приехал Путин, Слава пришел и сказал: “Кто пойдет перекрывать проспект?” Вы думаете, хоть один интеллигент наш поднялся? Нет. Пошли женщины… У одной спросили, какой плакат или растяжку она несла. Она и говорит: “Я даже не читала. Раз Вячеслав дал – значит, там все хорошо”. Даже и тогда поднялся один политик, сказав, что надо остановить Сивчика. Почему остановить? Вот скажите! Почему не пойти и вместе не стать? Растяжка была о том, что Путин должен просить прощения у белорусского народа за заявление о “шести губерниях”. Но вот тогда не поддержала наша интеллигенция… Мне кажется, мы потому так и живем, что наша интеллигенция мало делает, она просто живет для себя. Нет таких “будителей”, как в Чехии. У нас много умных писателей, поэтов, но все, как хуторяне: каждый в своем застенке и не выходит, не бьет в набат. А бить в набат – как раз то, что должна делать интеллигенция.