Молодежная активистка Анастасия Дашкевич (Положанко) за свои политические убеждения не раз преследовалась властями, а ее муж, лидер “Молодого Фронта” Дмитрий Дашкевич сейчас в Гродненской тюрьме. Там в прошлом году 26 декабря они поженились, хотя собирались сделать это еще в 2010-м. Анастасия Дашкевич в новом выпуске программы «Сталкеры Свободы» рассказывает историю своей любви, тюремного брака и ожидания мужа из заключения.
«Были президентские выборы, а это было то время, когда Дмитрий ни о чем не хотел думать. Он был уверен, что после выборов он будет в тюрьме, и для него, человека ответственного, было бы определенной неискренность думать о серьезных отношениях в ситуации, когда грозило заключение.

Позже, правда, когда он там уже оказался, когда там оказалась я, и он, и я немного переосмыслили все. И, наверное, возможность потерять друг друга, так как в белорусских тюрьмах абсолютно неизвестно, что и чем закончится, – она ​​привела к какой-то не то что панике, но стремлению поскорее увидеть друг друга. Для чего нужно было скорее пожениться и исправить те временные ошибки наших отношений. Поскольку тогда арестовали меня и у меня была статья, по которой грозило лишение свободы от 5 до 15 лет, то я боюсь думать, о чем тогда думал Дмитрий. И когда я прочитала потом его письма к моему отцу, которые он писал, когда я была в «американке», то понятно, что он просто был в шоке от того, что происходило, и от того будущего, которое от нас никак не зависит. Так, наши отцы, деды и прадеды получали по 25 лет лагерей и как-то там выживали и выходили. Теперь реальность, слава Богу, может, и не такая, но кто его знает…

Пока мы с ним дотянули до колонии в Горках, подготовили все документы, оказалось, что у него нет паспорта. С этого началась история долгого-долгого ожидания, борьбы за паспорт для того, чтобы всего десять минут его увидеть во время росписи.

Я думаю, что затягивание росписи было преднамеренным со стороны властей, со стороны этих каких-то извращенных людей, занимающихся Дмитрием. Они дотянули до того, что у Дмитрия фактически не осталось никаких свиданий, никаких передач. Он теперь, наверное, на самом строгом режиме, на самых жестких условиях содержания, и единственное, что у него было, это два часа разговора со мной через стекло. И я не стала отбрасывать эту возможность, поскольку боялась, что опять из-за какой-то там незастегнутой пуговицы, к примеру, его лишат той возможности.

В первых числах января я приехала в Гродненскую тюрьму. Он не знал об этом, потому что я не предупреждала, чтобы ничего не сорвалось. Его привели с прогулки в комнату, где он увидел меня. Это было единственное наше свидание за более чем два года.

Мое решение венчаться в тюрьме – это определенный вызов себе самой, потому что самое главное – помнить о тех, кому труднее. Я глубоко уверена, что матерям, чьи дети в тюрьмах, – намного труднее, чем женщине, у которой в тюрьме любимый мужчина.

Мне снится только его освобождение. Я не помню никаких других снов, связанных с Дмитрием. Поэтому момент его освобождения снится мне еще со времен, когда он был в «Володарке».

А как мы встретимся – я стараюсь не думать, потому что знаю, что все будет все равно иначе. Мне вообще снится, что я куда-то уезжаю в это время и что не я его встречаю, а он меня. Поэтому когда я уезжаю куда-то по делам или на сессию, то я инструктирую своих друзей, что делать и где меня искать, если Дмитрий выйдет.

В общем я сама по себе оптимистка, и Дмитрий прекрасно держится. И я даже не знаю, кто кого больше поддерживает – я Дмитрия или Дмитрий меня. И я знаю, что у нас все будет здорово, а как именно – не важно.

А что приготовлю на встречу? В каждом письме, особенно если он держит пост, Дмитрий пишет о гусе в яблоках. Поэтому придется ловить гуся и собирать яблоки”.

svaboda.org