Разговор со Славомиром Адамовичем – белорусским поэтом, одним из первых политзаключенных и, несмотря на политическую эмиграцию, “возвращенцев” на Родину.
– Славомир, не могу не спросить. Получив возможность жить за границей, вы все-таки вернулись на Родину. Почему?
– Хотя бы потому, что я заявлял себя и в словах, и в каких-то действиях все же как националист. Как патриот Беларуси такого, без преувеличения, радикального восстания. И как бы это выглядело, прежде всего для меня самого? Грубовато говоря, пускал-пускал пузыри за Беларусь, а потом раз – и свалил? Более серьезно говоря, у меня изначально была позиция: быть здесь, делать здесь, жить здесь – дома, в Беларуси, на Родине.
Другое дело, что после того, как я свою публичную общественно-политическую деятельность начал в 95-м, когда печально известный стих написал, после отсидки в тюрьме стало проблематично существовать физически, материально. Оказался без постоянного заработка, без возможности найти работу, что бы давало естественную возможность жить. Поэтому в 2000-м я съездил, благодаря своим знакомым белорусам, в Соединенные Штаты, и сейчас могу поблагодарить Соединенные Штаты, конкретно – микрорайон Манхэттен Нью-Йорка, где я зарабатывал (и заработал) себе на крышу над головой. Но я ее приобрел здесь, в Беларуси, в нашей милой, доброй Курасовщине. Совпало так, что цены на жилье тогда были максимально низкими, и удалось купить за те средства, которые я выручил за полгода работы на строительный комплекс Соединенных Штатов. Но потом средства закончились. Исходя из своего характера, я не мог позволить себе здесь скитаться как-то бесприютно. И опять же, как бы на меня смотрели мои читатели, мои поклонники, чтобы здесь я где-то обивал пороги? Я рванул в Норвегию. И уже там я зарабатывал на жизнь. Как тысячи, сотни тысяч белорусов зарабатывают, где только могут, что на востоке, что на западе.
В какой-то момент я посчитал, что время, безусловно, зарабатывать, но человеку, знаете, всегда бывает мало. Но ведь надо и жить, в конце концов! Пришел тот момент, когда нужно было вернуться. При этом, опять же, не буду тут драть рубаху на груди, что “все, вернулся!” Нет, мне кажется, что Норвегия сейчас от меня никуда не денется. Слава богу, есть возможность возвращаться туда – по разным причинам, по разным поводам.
– А как сейчас вспоминается отсидка в тюрьме? Уже столько лет прошло. Это навсегда внутри человек носит с собой или воспоминания как-то затираются все время?
– Ну, как оно затрется? Чтобы, может быть, на мне или на ком-то другом во второй половине 90-х это и остановилась… Сегодня мы не можем сказать, что у нас ситуация общественно-политическая – нормальная. Она дикая! Потому как ты эту ситуацию забудешь, когда по тебе уже прошли сотни людей, сидящих сроки, и тысячи, которые прошли и проходят через “сутки” так называемые? За что? Нипочем. Я вспоминаю еще в том плане, что мне в прямом смысле повезло, что я был первый. Ведь чтобы я с этой своей историей сейчас сел, он трубил бы, как говорят в народе… Есть такой глагол – “трубить”, то есть: отбывать какой-то срок. Трубил бы я там долго. Опять же, это бесконечная тема, что там – твои 10 месяцев жизни… Это мои месяцы жизни! Их никто мне не вернет! При всем при том, что могу себя поблагодарить, что поступал так, не иначе – тем не менее, они не вернутся, и о них забыть не приходится. Я их помню, эти месяцы. Там, по ту сторону решетки…
– А тюрьма снится?
– Нет. Не буду здесь фантазировать. Кажется, она так и не снилась упорно по свежей памяти… Но – она здесь. Она и так присутствует, хотя не каждый день в голове… Когда пишешь, как литератор работаешь, то возвращаешься к каким-то моментам постоянно. В конце концов, я же сделал – ну, как мог на тот момент – “Тюремный дневник”.
– Чудесные стихи, и понятно, что тюрьма оказала большое влияние на вашу творчество… Но как теперь вспоминаются условия содержания? Контраст “свобода-тюрьма” – это было одно. А сейчас изменилась ситуация, мы слышим о пытках, которые применялись к людям… Как сейчас, через призму времени, вспоминается пребывание в тюрьме?
– Не только через призму времени, но через определенный опыт пребывания в Норвегии. Здесь не нужно выискивать что-то и стараться акцентировать внимание на каких-то моментах, когда мы говорим о пытках. Само содержание в белорусском тюрьме сегодня – точнее, не в белорусской, а в тюрьмах этого существующего режима, который за 18 лет ситуацию мог бы поменять… Я сидел – это было, можно сказать, остаток наследия советской системы, но уже прошло с 94-го года 17 с лишним лет, и ситуацию можно было бы поменять, чтобы было желание у этих режимщиков, у этой власти сегодняшней. Поэтому еще раз: само содержание в тюрьме надо расценивать как содержание за решеткой с элементами пыток. А может – просто как пытки. Ну все-таки, XXI век – это же не времена до Первой мировой. В тех же карцерах просто в обычных тюрьмах – это можно тут долго обсуждать по каким-то отдельным аспектах. Обеспечение элементарной гигиены: когда, понимаете, блохи, вши – это что, нормально? Это, конечно, ненормально. Человек лишается свободы – это понятно всем, кто сегодня интересуется нашей ситуацией, – но не человеческих условий содержания!
Но главное – это отношения персонала. А персонал в условиях этого режима… Во-первых, я не сомневаюсь, что их специально учат, тренируют для того, чтобы к людям, которые задержаны и посажены, нормальных отношений не может быть. Не надо им терять время, этим тюремщикам, для наведения каких-то нормальных контактов. В начале, когда режим только набирал силу, ему еще много на что не хватало и ресурсов, и времени, и понимания, и по инерции еще “дорежимной” это система работала, еще в людях видели людей. А сегодня, даже если ты на свободе, тебя могут схватить все в штатском персонажи, и избить просто, и отказаться, что ничего не было. То что можно делать с людьми, которые там, которые не могут за себя постоять, защититься? Поэтому, безусловно, эти условия неприемлемы. Ну, а что касается европейского, скандинавского опыта, у меня такая занятная, конечно, ситуация была. Я сам хотел побывать в тюрьме, но для норвежцев не было оснований, как оказалось, чтобы меня задерживать даже на сутки.
– Это звучит ну просто как рассказ О’Генри!
– Да-да! Расскажу ситуацию. Знаете, человек, когда выпивает, неадекватно оценивает свое состояние алкогольныое, так? Мне казалось, что я нормально себя веду, однако охранники и хозяева норвежского бара посчитали, что я слишком шумлю. Это был, наверное, первый год, когда нельзя было курить в кафе. И народ пьет пиво, потом дружно выходит на ступеньки покурить, потом возвращается. Я вышел покурить – меня обратно не пускают. Я, конечно, начинаю скандалить, у меня там пиво, которое стоит 10 баксов бокал, одежда. Меня не пускают. Тогда я решаю быстро: все, давайте мне полицию-милицию! Пусть меня сажают, раз я такой преступник! Ну, приехала полиция, белая такая машинка. Посадили меня в эту машину, всю беленькую, с этими белыми решетками, свежая краска. Ну, думаю, все, посижу я, хоть увижу норвежскую тюрьму. Нет! Не удалось, потому что привезли в квартиру – разумеется, они проверили мой номер идентификационный. Привезли к квартире и сказали: “Пожалуйста, идите, отдыхайте, осторожно употребляйте алкоголь”. Ну а потом я просто случайно нашу областную газету прочитал, а там объявление: пожалуйста (у них такое практикуется), в субботу – “экскурсия выходного дня” в тюрьму. Пожалуйста! И вот я тогда уже на абсолютно законных основаниях, как хороший гражданин Норвегии, зашел и посмотрел, причем уже была у меня и видеокамера, и фотокамера, я обвесил себя этими самыми аппаратами и спросил, можно снимать. “Можно, пожалуйста, только если будете заключенных фотографировать, спросите у них разрешения”. Вот и все. И мы вместе с гражданами, также законопослушными, посмотрели.
– Отличие, как небо и земля?
– Безусловно. Отель не отель, но место заключения там выглядит, как жилье, где человек может находиться, и это не позорит ни тех, кто его там содержит, ни тем более самих заключенных. Это – для людей, а не для скота, извините… Примерно так должно быть и у нас, на востоке Европы. Мы только на востоке, чуть дальше на восток, но – та же самая часть Европы! Пусть, может, не так шикарно, не так дорого, понятно, Норвегии помогают ее нефтяные месторождения, скажем, но – тем не менее! Там разные люди содержатся, от семейных “бытовиков” до больших уголовников, убийц. Но никто у них человеческое достоинство не отнимает, не лишает человеческого достоинства…
(Продолжение следует)
