Мы заглянули в гости к правозащитнице и бывшей политзаключенной Катерине Садовской, чтобы услышать историю ее преследования. Как оказалось, эта тема разговора Катерину Петровну не особо интересовала. И вовсе не потому, что трудно и больно вспоминать. Катерине Садовской, которая наделена чувством острой несправедливости, проблемы других людей кажутся более важными, чем свои собственные, свое ​​преследование рассматривается как пройденный этап и вспоминается без деталей.

В течение нашего разговора мобильный правозащитницы постоянно требует внимания, звонят с просьбой о помощи. Катерина Петровна решительно отвечает: “Не волнуйтесь! Встретимся, обсудим, я найду вам хороших адвокатов“. Архивы правозащитницы заполнены различными делами (убийства в армии, незаконное присвоение жилья, психрепрессии), а в ее квартире сейчас живет бывший политзаключенный Александр Францкевич. “Ко мне еще ​​Александр Молчанов просился с женой, – рассказывает правозащитник. – К сожалению, пришлось отказать, был бы один, а так – места нет“.

Контакты Садовской несправедливо обиженные передают из рук в руки. Даже отбывая наказание в Гомельской женской колонии, она сумела найти тех, кому до сих пор помогает. Садовская всем, кто томится за решеткой по несправедливым приговорам и сфабрикованным делам посылает свои лучи поддержки, глядя на нее начинаешь верить: остроги будут разрушены.

Правозащитная деятельность

«Правозащитной деятельностью я занимаюсь давно. Началось все с расселения общежития, где я раньше жила. Писала в газеты и везде. В 1969 году меня даже на учет в КГБ поставили, так как “антисоветчину распускала”. В 1993 году я стала на защиту сына, у него требовали взятку за служебную квартиру, а в 1996 получила должность председателя комитета по правам человека в Партии здравого смысла. Благодаря этому комитету, удалось освободить поэта Славомира Адамовича».

Позже Садовская работала в Белорусской лиге прав человека, Белорусской ассоциации прав человека и Международной ассоциации прав человека, зарегистрированной в США. На данный момент Катерина Садовская является президентом белорусского отделения Псковского регионального общественного движения «Вече».

Образование

«Я – юрист-практик, более 5 лет отработала в товарищеском суде под руководством опытных юристов. А в то время, когда я “воевала” с общежитием за расселение, приобрела юридический справочник для населения и по нему все вопросы решала».

Уголовное дело за оскорбление судьи и президента

«В 2005 году против меня возбудили уголовное дело, обвинили в оскорблении судьи, позже – в оскорблении главы государства. Я требовала проведения психиатрической экспертизы Александра Лукашенко и в то время активно распространяла статью доктора Щигельского, который описал диагноз Лукашенко.

Ввиду моей болезни, криминалку временно приостановили, но вскоре следственные действия снова развернулись. Сначала кэгэбэшники отвезли меня в 5-ю больницу, а когда им не понравилось заключение врача, транспортировали в психиатрическую больницу в Новинках».

Новинки

«В Новинках психиатр, поняв, что к чему, посоветовал мне остаться на обследование, чтобы хоть иметь возможность общаться с родными. Правда, через некоторое время следователь гн. Годун наплевал на все законы и запретил встречи с семьей. Пришлось записки через окна швырять.

Согласно международным законам психиатр не имеет права обследовать больного сахарным диабетом. Врачи постоянно нарушают это правило, но мне повезло – доктор не преступил закон. В течение месяца мне сделали 2 психиатрические экспертизы, но сумасшедшей не признали».

После последней экспертизы сотрудники КГБ перевезли Садовской в следственный изолятор, что на улице Володарского в Минске.

Володарка

«Я сидела в камере, где когда-то держали бывшую управляющую делами президента Беларуси Галину Журавкову, эта камера – самая лучшая, нас там было шестеро. Все мы, подследственные, жили дружно, я всем помогала по их делам, подсказывала. Администрация СИЗО на меня никакого давления не оказывала, тюремщики относились с уважением. Я же не преступник, а они – не слепые, видят, что делается в стране.

На Володарке я провела месяц. Мы тут с Дмитрием Дашкевичем “лошадей гоняли” – записками переписывались. В то время там еще Александр Козулин сидел, но к нему я добраться не смогла. (Смеется)

Была возможность попасть под амнистию, но власти не догадались прекратить дело, чтобы избежать огласки. Приговорили к 2 годам заключения.

Если бы Лукашенко был умный, он бы понял, что будет большая шумиха, когда 60-летнюю женщину посадят. Я благодарна ему за это дело. Он сделал меня знаменитой на весь мир. Я – признанный узник совести, меня все признают, а его все клюют».

Гомельская женская колония

«В Гомеле я отбывала наказание в отряде пенсионерок и “мамочек”, то есть, женщин , которые были в декрете и не работали. Заключенные относились ко мне хорошо, особенно около меня молодежь крутилась. Под моим крылом были самые молодые и впервые заключенные».

Катерина Садовская и в колонии продолжала работу правозащитницы. Если у заключенных с администрацией случались конфликты, она разбиралось. Все шли к ней за помощью, с ней свои вопросы решали. В определенное время Садовской даже запретили писать и помогать составлять жалобы, поскольку в администрации имелись для этого дела “специально обученные люди”.

«С лекарствами в тюрьме проблем не было, приходили и делали инъекции инсулина. Правда, в одно время без рецепта врача заменили мне препарат, и начался дерматит.

Администрация тюрьмы специально для меня завела журнал учета входящей и исходящей корреспонденции, все фиксировали. Тюремщики злились, что мне на разных языках письма приходили, просили, чтобы на русском писали, ведь переводчиков не было.

А писали мне действительно много. Мне даже не все письма отдавали. Перед Новым годом почтальон принесла 60 открыток и сказала, что это еще не все, где-то еще 3 килограмма лежит. Я ждала-ждала, но ту почту, к сожалению, так и не отдали. Мои открытки и “Народная воля” для всего отряда были отдушиной. Расхватывали и читали. Я к прессе последней добиралась».

После освобождения Катерины Петровны сокамерницам запретили с ней переписываться, заключенных заставляли за свои деньги ее письма обратно отправлять, поэтому, чтобы не подвергать их такому давлению, с некоторыми женщинами она прекратила переписку.

Условно-досрочное освобождение

«Обычно после комиссии 2 недели на оформление документов дается, а меня освободили на следующий день. Выпустили, не проверяя вещей, лишь бы поскорее избавиться. Всего я отсидела 10 месяцев, месяц пребывания в Новинках мне не засчитали».

Семья и поддержка

«Муж меня всегда поддерживал. Мы всегда с ним вместе на митинги ходили, и на акции, у нас обоих дедушки были репрессированы в 1937-м. А сын надо мной смеется, называет “оппортунисткой” и “оппозицией”. Но, безусловно, переживает и просит, чтобы лишний раз “не лезла”. Я отвечаю: не волнуйся, я сейчас опытная и вооруженная до зубов, а если вооруженная – значит опасная».