28 августа Дмитрий Дашкевич станет свободным. Срок тюремного заключения закончится. Родные и близкие с нетерпением ждут этого освобождения. Супруга политзаключенного Анастасия Дашкевич рассказала palitviazni.info про свои ожидания и приготовления.

– Анастасия Дашкевич: Конечно готовимся. Сейчас делаем ремонт. Готовим новую жизнь, так сказать. Через письма планируем что-то. Жду освобождения.

– Не ограничивается цензорами переписка с Дмитрием?

– Анастасия Дашкевич: переписка – это фактически на сегодня единственное средство коммуникации с Дмитрием. Какая-то информация также является после встреч с адвокатом.

– Некоторые белорусские независимые СМИ посвятили ряд публикаций гродненской тюрьме, где отмечаются по-настоящему жесткие условия содержания. Известно ли, какие условия у Дмитрия?

– Анастасия Дашкевич: Дмитрий в принципе не жалуется на условия. Поэтому мне сложно об этом говорить. Но я думаю, что после освобождения он расскажет о тех или иных подробностях. С другой стороны, заключенный фактически никогда не может в письмах рассказать об условиях содержания, так как переписка подвергается цензуре. Из того, что я сейчас знаю – Дмитрий находится один в камере. А вообще на какие-то другие условия в письмах он не обращает внимания. С другой стороны в его статье “Червяк”, которая публикуется в “Нашей ниве”, а до этого была опубликована в интернете, можно познакомиться с теми или иными чертами камерной системы, например в Глубокской тюрьме. Описание действительно выглядит достаточно ужасно. Но что имеем, то имеем. Дмитрий часто ищет позитив в том, даже где его вовсе нет.

– До момента освобождения осталось совсем немного. Но не возникла ли вновь новая волна требований от Дмитрия подписать прошение о помиловании на имя главы государства?

– Анастасия Дашкевич: Нет. К нему, после того, как ему продлили срок заключения в тюрьме, больше никто с такими предложениями не обращался.

– Тюремное заключение представителей оппозиции направлено ​​не только на то, чтобы устрашить общество, но прежде всего и на то, чтобы сломать человека. Время от времени мы получаем информацию о методах, или точнее, пытках, применяемых в тюрьмах администрацией в отношении арестованных. На по Вашему мнению, на что администрация тюрем может пойти в своих действиях?

– Анастасия Дашкевич: Думаю, что мало что поменялось еще с советских времен. В тюрьмах тогда и сейчас практикуется унижение человеческого достоинства. В разных формах это используется, чтобы сломать человека в тюрьме. Иногда это срабатывает и получается, кто-то соглашается и идет на какие-то компромиссные решения со своей совестью. Либо человека намеренно загоняют в какую-то ситуацию, негативно влияют на жизнь человека, его взгляды, репутацию. Есть люди, которых удалось сломать в тюрьмах, а есть и такие, которые прошли достойно все испытания. Все, прежде всего, зависит от личностей. И тут я горжусь Дмитрием, что его не смогли сломать, что он выдержал все. Я хорошо знаю о состоянии его духа, его взгляды не изменились. Через переписку я знаю, как он себя чувствует и вижу, что применение каких-либо мер было бесперспективным для властей. И надеюсь, что рано или поздно власти прекратят эту практику.

– Поддерживают ли Дмитрия, который оказался за решеткой за свои политические взгляды и деятельность, простые белорусы? Как много Дмитрий получает писем? Помогают ему извне неравнодушные финансово в том числе?

– Анастасия Дашкевич: Безусловно, солидарность очень важна и она есть. Люди много пишут Дмитрию. На свой день рождения он получил очень много поздравлений. При этом даже несмотря на то, что власти изолировали Дмитрия, ему удается завязать новые знакомства, появляются даже и близкие отношения. И это очень важно. Ведь часто оказывается, что не только Дмитрия поддерживают, но и он оказывает поддержку многим на свободе. Поэтому вполне убедительно скажу, что белорусская солидарность существует. Конечно, такие условия в стране, что она проявляется отчасти в переписке, но и это очень много. Да, мы не можем выйти на митинг, не можем устраивать какие-то уличные акции протеста, город не заклеен портретами политзаключенных, но существует настоящая человеческая, искренняя, сердечная солидарность. Это то, что есть, и это очень важно.